Все это Риггельд наблюдал распластавшись на краю крыши, под защитой насадки над вентиляционной шахтой.
Десантники внизу отработанно разделились на две группы и рванули в соседний двор. Риггельд сразу потерял их из виду. Штурмовик повисел над улицей еще с минуту, а потом затянул донные люки и потрясающе быстро отвалил километров на пять севернее. Теперь он выглядел как небольшая черточка на фоне утренней голубизны.
В соседнем дворе кто-то протяжно и зло закричал, бласт палил не переставая, а потом резко умолк. Риггельд вздохнул, и пополз к шахте. На этот раз он спускался цепляясь за скобы только одной рукой – во второй он сжимал снятый с предохранителя бласт.
Лифт он на всякий случай проигнорировал – спустился по пыльной пешеходной лесенке, бесшумно прыгая через две ступеньки.
Прежде чем выйти из вестибюля, Риггельд долго осматривался, благо окна были здоровенные, чуть не во всю стену.
Его вездеход стоял совсем недалеко, метрах в двадцати. Под раскидистым деревом – кажется, платаном. Риггельд не особо разбирался в деревьях.
Вереница чужих показалась спустя минуты три. Они шли вдоль дома, где прятался Риггельд, и гнали перед собой понурого человека со скрученными за спиной руками. Чужих осталось только десять, а шестерых мертвых (или раненых) несли на спинах уцелевшие. Этот неизвестный Риггельду парень дорого продал свою свободу.
Они вышли на середину улицы, и вскоре над процессией завис штурмовик. Риггельд видел, как отворились сегментные люки, и над дорогой задрожал воздух, заплясала призрачная зыбь, словно под вставшим на гравиподушку вездеходом. Чужих стало одного за другим засасывать в восходящий поток и поднимать к штурмовику. Пленника, понятно, тоже не забыли. На все это ушло минуты две. Риггельд мрачно продолжал наблюдать. Люки затянулись; штурмовик дрогнул, и двинулся вдоль улицы, держась на прежней высоте. Но он успел удалиться всего на сотню-другую метров.
А потом дрогнул сильнее, гораздо сильнее, ярчайшая точка на мгновение вспыхнула у него под днищем, затмив солнце, а потом тридцатиметровый плоский корабль вдруг за какое-то мгновение окутался густым дымным облаком и развалился на десятки кусков. Куски эти разлетелись в стороны, оставляя после себя длинные дымные хвосты – ни дать, ни взять, словно осколки распавшегося в атмосфере метеорита. А следом накатила тугая взрывная волна, накатила, нахлынула, толкнулась в стекла вестибюля, заставила вздрогнуть пол под ногами.
Позабыв об осторожности, Риггельд выскочил наружу и бросился к улице, но уже на втором шаге сердце его неприятно екнуло, а рука, так и не расстававшаяся все это время с бластом, стала сама собой подниматься.
Рядом с его «Даймлером» стоял запоздавший чужой и таращился в сторону недавнего взрыва. На звук шагов Риггельда он стал оборачиваться.
Рефлекторно, даже не успев толком испугаться, Риггельд всадил импульс чужому прямо в ухо. Точнее, в то место, где у человека на голове располагалось бы ухо. У чужого на этом месте было только полуприкрытое клапаном отверстие, без малейших следов раковины. Длинная шея инопланетянина ослабла, и безвольно повисла, а в следующий миг не выдержали ноги, и он шлепнулся на дасфальт у самого вездехода, а оружие его негромко и неметаллически лязгнуло от удара о твердь.
Риггельд выстрелил еще раз, в затылок, и поспешил убраться с открытого места. Он скользнул к платану и прижался спиной к стволу. Старое дерево, казалось, придавало сил. Риггельд вжимался лопатками в полуоблезший ствол, по виску стекала крупная горячечная капля. Бласт он взял двумя руками, так вернее.
Чутье не подвело его – еще один чужой пулей вылетел из-за угла, но почти сразу остановился, будто споткнулся. Понятно, увидел мертвого сородича.
Этого Риггельд тоже застрелил с первого выстрела и прыжком переместился к вездеходу. Теперь он присел на корточки и спиной прижался к дверце. Докучная капля с виска сорвалась когда он прыгал, но не замедлила сгуститься и потечь вторая.
«Нервы, чтоб им, – подумал Риггельд зло. – Старею.»
Третий чужак не спешил показываться из-за угла – Риггельд чувствовал его, слышал негромкие шаги, и даже, вроде бы, удары сердца как-то чувствовал. Частые-частые, словно барабанная дробь. У человека никогда сердце так не колотится.
Наконец чужой начал осторожно красться – Риггельд откуда-то знал, что крадется он в щели между стеной-окном вестибюля и жидкой порослью молодых акаций у окна. Поросль была действительно жидкой, потому что несколько минут назад не мешала Риггельду наблюдать за улицей из вестибюля.
Он бесшумно оторвал спину от вездехода, бесшумно развернулся и чуть-чуть привстал, так, чтобы взглянуть в сторону чужака сквозь салон «Даймлера». Даже через два стекла Риггельд чужака сразу заметил. Тот, странно полуприсев – суставы на ногах у него гнулись не вперед, а назад, как у птиц – и дугой согнув шею, семенил ко входу в вестибюль.
Риггельд еще привстал, навалился грудью на крышу вездехода и скосил чужака длинной очередью, а потом рванул дверцу, плюхнулся в водительское кресло и активировал привод.
Истекали долгие секунды; двор вблизи оставался пустынным, но Риггельду казалось, что десятки глаз сейчас обращены к его «Даймлеру» и десятки стволов глядят на вездеход сумрачным взглядом смерти.
Наконец привод ожил; Риггельд лихо развернулся на месте и направил машину вглубь двора. Нырнул в арку, потом в другую, и оказался на соседней улице. Вдали угрожающе гудело – к месту стычки наверняка спешил очередной штурмовик. Спешил отследить одинокий движущийся вездеход и втянуть его в свое ненасытное брюхо. Или сначала выкурить из кабины водителя, и его уже втянуть.