Смерть или Слава - Страница 101

101

– Так.

– И даже не так, – Яна стрельнула глазами, даже в полутьме это было очень заметно. – Через двое суток мы только узнаем куды бечь, чтобы корабль оживить. Так, капитан?

– Так.

– Поздравляю, капитан!

– Спасибо, дорогая.

Как ни странно, Янкин яд подействовал на меня благотворно. Несмотря на аховую – действительно аховую ситуацию.

Как же не вовремя чужие свалились нам на головы! Или – они знали, что делают? Втихую следили за нами? Дождались, пока «Волга» останется беззащитной, и тут как тут?

Если второе – то плохо. Если первое, тогда есть надежда, что они поостерегутся наносить удар сразу. На их месте я бы сначала попробовал осторожные переговоры.

Продержимся ли мы двое суток? Вот в чем вопрос.

Янка окончательно высвободилась из согревающих объятий Смагина и шагнула ко мне. На ходу поднимая руку в вытянутым указательным пальцем. Губы ее шевельнулись, но ни слова Янка произнести не успела: на втором шаге пол ушел у нее из-под ног и она, взвизгнув от неожиданности, навалилась грудью на край неровной дыры под лестницей. Как провалившийся в полынью конькобежец на кромку льда.

Смагин, я, Суваев и Риггельд немедленно бросились к ней, на рефлексах, не раздумывая, а Юлька осталась не у дел только потому, что Риггельд так резво взял старт, что сбил ее с ног, и отчаянная, округлив глаза, с размаху уселась на прежнее место. Под стеночку.

Янку мы поймали. Смагин успел раньше всех. И вытащил под локотки из новоявленной полыньи.

– Что это тут? – Суваев с опаской заглянул в темный провал. – Ни хрена не видно!

Смагин молча выудил у Янки из кармана фонарик. Суваев молча принял.

– Еще одна каморка! – сообщил он. – Вроде нашей. Стол! Боже, пылюги сколько! У нас тут девственная чистота по сравнению с нижним этажом, если хотите знать. Как в новосаратовском музее.

– А я думал, внизу шеддинг-система… – пробормотал Риггельд.

Теперь в дыру заглянул я. Действительно каморка. Действительно стол. И какое-то ветхое тряпье у стола.

– Н-да, – пробормотал я. – Интересно! Я тоже считал, что внизу только шеддинг да обшивка.

Юлька на четвереньках подобралась к дыре и, вытягивая шею, заглянула.

– Спускаться будем? – вопросил Риггельд. – А?

Смотрел он, конечно же, на меня.

– Будем, – решил я. – Раз такое дело…

Кажется, я почуял в чем тут соль. Тайник. Это чей-то старый тайник, будь я проклят. Мой дремавший последнее время внутренний барометр вдруг проснулся и отчаянно сигналил мне: не пройди мимо, дядя Рома! Это важно. Очень важно!

А вскрылся тайник, скажем, оттого, что большинство систем корабля уснули до лучших времен. Маскировка исчезла.

До пыли на дне ямы-каморки было метра два с половиной. Риггельд, не дожидаясь, повис на краю дыры, покачался пару секунд, и мягко прыгнул. Кудрявое облачко взвились из-под его ботинок.

– Теперь я! – в голосе моем прорезалось что-то такое, что сделало возражения невозможными.

Суваев продолжал нам подсвечивать. А когда пола коснулись мои ботинки, световое пятно с потолка верхней каморки переместилось в нижнюю. Превратилось в неровный желтоватый бублик вокруг дыры над головой, пародию на боевой крейсер свайгов.

Пока остальные спускались, я подошел к столу. Смутное подозрение шевельнулось во мне от первого же беглого взгляда на тряпье у стола. Я замер, вглядываясь.

А потом взглянул на стол.

Там виднелось что-то под толстым слоем пыли. Что-то плоское и продолговатое, вроде портсигара.

Я неподвижно разглядывал это; рядом уже стояли Суваев, Риггельд и Юлька. Смагин сопел за спиной.

Рука сама потянулась к столу. Пыли было действительно много, и я медленно стер ее с гладкой поверхности портсигара.

Суваев сдавленно кашлянул.

– Это… Это то, что я думаю?

Я взял вещицу со стола. Раскрыл. Как блокнот. И взглянул на мертвый экранчик. Потом на Суваева. И, для чего-то растягивая слова, сказал:

– Да, Паша. Это именно то, что ты думаешь. Двойник моего прибора-интерфейсника. А вон то, под столом, когда-то было капитаном этого корабля.

Суваев шумно вздохнул.

А секундой позже экранчик пыльного интерфейсника засветился.

Видит бог, я дернулся так, что едва не выронил прибор из рук. И еще: привычного толчка в кончики пальцев я не ощутил.

Ну, да, правильно, эта штука считала капитаном вовсе не меня.

53. Виктор Переверзев, старший офицер-канонир, Homo, крейсер Ушедших «Волга».

Ханька уже влез в биоскафандр и пытался срастить створки на груди голове. Но створки почему-то не срастались.

Фломастер был ранен в бок, поэтому раздевался медленнее. Он знал, что стоит ему подключиться к кораблю, и боль пройдет. Корабль его вылечит. Сколько раз он не находил даже следов случайных царапин на руках после вахты.

Осторожно, без резких движений, Фломастер продел ноги в штанины. Руки – в рукава.

И ничего не ощутил. Никакого живого покалывания. Внутренность скафандра впервые казалась склизкой и холодной.

– Не работает! – Ханька, держась за дверцу шкафа, вопросительно глядел на Фломастера. – Нас не пускают на вахту.

– Между прочим, ни на одном шкафе не обозначена готовность. Вообще ничего не обозначено, – сообщил Костя Чистяков. – По-моему, они просто отключены от общей системы.

– А по-моему, система вообще сдохла, – сказал Маленко. – Взгляните на пульт!

Пульт выглядел мертвым. Шипя и ругаясь, Фломастер выбрался из сырых объятий мертвого биоскафандра. Кое-как обтерся и оделся.

На пульте светился один-единственный индикатор. Готовность противометеоритной защиты. И все. И еще работали экраны – но в нижнем режиме, без координатных сеток, без оперативного масштабирования. Просто отражали действительность без всякого сервиса и всяких удобных комментариев. Чистый эффект стеклянной кабины.

101